Технополис завтра
Самое важное. Самое полезное. Самое интересное...
Новости Донбасс

О чем бы рассказали названия улиц

В Донбассе в городах Енакиево, Краматорске и Донецке есть улицы, носящие “нестандартные”, но совершенно одинаковые названия: имени Курако.

Местные жители к ним уже давно привыкли, и ни у кого не возникает сегодня вопрос: а кто же такой этот Курако? Чем знаменит он и почему именно в этих городах есть улицы его имени? По крайней мере, большинство “респондентов” затруднились что-либо сказать по этому поводу — просто пожимали плечами. А между тем Михаил Константинович Курако был поистине легендарной личностью...

Екатеринославские «козы»

ОН БЫЛ доменщиком-самоучкой. Но его заслуженно называют одной из самых ярких фигур в отечественной металлургии. Еще мальчишкой Курако покинул поместье отца, сумевшего дать сыну неплохое образование, и пришел... на металлургический завод. Здесь, в Екатеринославе (ныне Днепропетровск), он работал сначала пробоносом — доставлял пробы чугуна в лабораторию, потом каталем.

Надо сказать, что труд каталя был неимоверно тяжелым. В течение 12-часовой смены он должен был катать “козу” — громадную вагонетку, наполненную шихтой для домны. Груз, который требовалось перемещать, весил целую тонну. И все равно эта работа Мише нравилась — он все время находился рядом с печью и с интересом прислушивался к глухому гулу, доносившемуся из ее горячего чрева.

Огненная стихия все сильнее влекла к себе молодого рабочего. В нем проснулся инженерный талант, властно требовавший достойного применения. Курако быстро постиг многие секреты доменного искусства и стал настоящим мастером своего дела. Его постоянно тянуло туда, где было труднее и интереснее.

Именно по этой причине в 1898 году он переехал в Мариуполь, поступив на только что построенный металлургический завод с мощными по тем временам американскими доменными печами. И вскоре здесь произошло событие, прославившее Курако на всю Россию.

Как спасали Мариупольский завод

НА ЗАВОДЕ случилась беда. Домны начали плохо работать, их производительность резко снижалась. Причина была вроде бы ясна: внутри печей рос “козел” — глыба спекшейся железной руды и застывшего чугуна. Но выход был лишь один: останавливать и ломать печи. Иначе от “козла” не избавиться. Фирме это грозило огромными убытками, которые, конечно же, отразились бы и на рабочих. Словом, весь завод пребывал в глубокой печали. Однако за несколько дней до остановки первой печи, где “козел” был самым большим, в кабинет директора вошел Курако.

— Кто ты и что тебе нужно? — грубо спросил директор, демонстративно переходя на “ты”. Помолчав немного, Курако по-французски ответил:

— Ты должен меня знать. Я горновой второй печи... Говорят, на днях начнут ломать первую домну?

— Да, но тебе до этого какое дело?

— Не ломайте печь!

— Как не ломать? Там ведь “козел”!..

— Его можно расплавить.

— Расплавить? — директор усмехнулся. — Уж не ты ли это сделаешь?

— Да, я. Дайте мне печь на несколько дней...

Директор с любопытством посмотрел на горнового. В этом худощавом парне была какая-то сила, заставлявшая верить в его слова.

— Что ты хочешь за это? Четвертной билет устроит? — спросил директор.

— За такое дело фирма заплатит и сто четвертных. Но мне нужны не деньги, а удостоверение, что я расплавил “козла”, — раздалось в ответ.

Несколько суток Курако и его помощники бились над печью. И домну таки спасли. А ее спасителю вручили фирменный бланк с печатью, где говорилось, что доменному мастеру Михаилу Курако “поручена была печь с “козлом” и благодаря его умению через три дня пошла нормально”.

За ним охотились, как за драгоценной добычей

“ДИРЕКТОРА заводов, — вспоминал известный советский металлург академик Иван Павлович Бардин, — охотились за Курако, как за драгоценной добычей. В случаях тяжелых аварий, когда, казалось, были исчерпаны все силы и средства, которые могли бы спасти положение, приглашали Курако, и он творил чудеса”.

Талантливый самоучка стал первоклассным специалистом. Его смелые выводы произвели настоящую революцию в доменном деле. С 1900 года он стал работать в Мариуполе обер-мастером, заменив американца. А через три года — начальником доменного цеха Краматорского завода, одним из первых русских руководителей металлургического производства на юге России, навод­ненном иностранными спецами.

Революция 1905 года захватила 32-летнего доменщика. Михаил Константинович принимал активное участие в боевой организации завода, а после подавления революционной волны царским правительством попал в ссылку, где усердно изучал труды Карла Маркса. Ну а после ссылки очутился в Юзовке (ныне Донецке) на большом металлургическом заводе, где первое время работал помощником начальника доменного цеха, а затем его начальником. На Юзовском заводе он создал и школу доменщиков, так называемую куракинскую академию, которую прошли крупнейшие советские металлурги — мировые светила “горячей отрасли”. В том числе и академик Бардин.

«Ошибка» академика

КУРАКО мечтал построить металлургический завод нового типа — огромный, с мощными, полностью механизированными печами. Свои мечты он подкреплял делом: создавал оригинальные устройства и механизмы для доменных печей, вносил много нового в их конструкцию и технологию плавки, работал над проектом будущего завода-гиганта, который намеревался соорудить в Сибири, в богатом углем и железной рудой Кузнецком бассейне. Однако осуществить мечту Михаилу Константиновичу не удалось: в 1920 году жестокий сыпной тиф оборвал жизнь непревзойденного мастера доменного дела. Продолжателем дела великого металлурга стал его ученик, воспитанник юзовской школы академик Иван Павлович Бардин. Именно ему суждено было воплотить в реальность мечту своего учителя: в 1932 году в Сибири вырос под его руководством индустриальный гигант — Кузнецкий металлургический комбинат.

Долгие годы ученик Курако возглавлял советскую металлургическую науку. Но никогда, как и учитель, не терял тесных связей с производством. Это помогало ему, как никому другому, разбираться в тонкостях доменного процесса. Рассказывают, как однажды во время поездки в США сопровождавший академика главный металлург одного из чикагских заводов спросил ученого: а какой здесь может быть производительность печи при использовании всех ее ресурсов? Бардин осмотрел оборудование, выяснил качество шихтовых материалов и сказал: “75 тысяч тонн за 31 день при холодной погоде”.

Ответ вызвал у американцев замешательство: они получали на этой печи в лучшем случае 54 тысячи тонн в месяц... А спустя год кто-то из американцев, будучи опять на заводе в Чикаго, вспомнил об этом эпизоде и решил проверить, сбылся ли прогноз советского академика. Спросил инженеров, сколько же чугуна дает печь теперь. “Не 75 тысяч тонн в месяц”, — ответили ему работники завода. “А сколько же?” — не отставал любознательный и услыхал в ответ: “74.952 тонны”. Эта “ошибка” академика убедительно показала, какую власть над некогда непокорной и загадочной доменной печью имели Бардин и его учитель, основатель школы отечественных доменщиков, легендарный металлург Михаил Курако.

Обо всем этом рассказали бы, умей они говорить, одинаковые названия улиц в трех разных городах Донбасса. Кстати, улица имени Курако есть и в Днепропетровске...

Автор: Евгений ПАСИШНИЧЕНКО, Рабочая Газета

 


 

© 2009 Технополис завтра

Перепечатка  материалов приветствуется, при этом гиперссылка на статью или на главную страницу сайта "Технополис завтра" обязательна. Если же Ваши  правила  строже  этих,  пожалуйста,  пользуйтесь при перепечатке Вашими же правилами.