Как только ветер перемен дунул в нашу сторону, я встретил его в центре города с огромным желто-голубым значком на лацкане пиджака. Такие значки тогда еще были дефицитом, и одному Будде известно, где он его взял. На лице играла улыбка юного революционера-романтика. Ничуть не смущаясь, он протянул мне руку: "Вирю, дружэ! Украина будэ! (Верю, друг! Украине быть! - перевод)". Согласен, это был странный человек, но его перерождение типично для галичанина.
Второй «деятель», заводской комсорг, ни с того ни с сего перешел работать в другой цех. Я и не задумывался, чего это из элитного цеха сборки электронных приборов для нужд ВПК СССР переходить во вспомогательный цех по изготовлению деревянной тары. Все выяснилось, когда я случайно встретил его на территории завода, и мы перекинулись несколькими словами. Оказалось, что он теперь не Олег, а Олэсь, и разговаривает исключительно только на мове. До той перестроечной поры он говорил исключительно на русском. Таких людей в нашем селе называют «перешиванцами».
Каюсь, я тоже хотел, чтобы пельменная стала частным предприятием и на меня не орала буфетчица, когда я, стоя в очереди за пивом, держал в руках пустой бокал мёртвой хваткой. Бокал я буквально вырывал из рук счастливчика, пивка попившего, выбегал на улицу (категорически воспрещалось!) и самостоятельно мыл его у колонки с водой. Полоскание пустых бокалов в одном и том же ведре серьёзно подрывало мою веру в светлое коммунистическое будущее. Да, я сознаюсь и в том, что желал иметь около общественного туалета частный - платный, но чистый.Но это скорее физиологические, а не политические требования, и на этом мои перестроечные порывы заканчивались.
Не впечатляли меня лозунги: «Украина - европейское государство по возможностям - московская колония фактически», «Чтобы быть богатым, нужно быть независимым», «Имперскому союзу - нет!», «Производим на уровне европейских стран, получаем в 5-7 раз меньше!» Всех впечатляли, а меня нет. Дело в том, что лозунги эти раздавали вместе с пояснительными табличками. В табличках циферки, циферки, циферки… Из циферок следовало, что мы собираем картофеля и производим сахара больше, чем Германия, Франция и Италия вместе взятые, а по молоку и мясу - в числе лидеров. Циферки эти, вроде как, "Дойче-Банк» вывел. Организация авторитетная, безусловно, но получалось, что наши колхозники эффективнее работают, чем их хваленые фермеры. Я сам в колхозе два года работал и представить, что немецкий фермер больше нашего колхозника пьет, ворует и бездельничает, не мог никак.
Как наш военный завод можно разобрать по кирпичику, вручить эти кирпичики работникам и сделать их миллионерами, тоже в моей голове не укладывалось. Я – самый молодой начальник цеха на заводе, высококлассный инженер (ну, так говорили, по крайней мере, мои подчинённые), тоже кирпичики считать умею.
В цехе 150 работников: прессы, станки, материалы уходили на делёжку между конструкторами, технологами, отделами, охраной, транспортниками и пожарными, а нам оставались стены и потолок.
Если по-честному, мне доставались две панели перекрытия, входная дверь и - за круглосуточную нервотрёпку - рабочий стол плюс два фикуса с подоконника в бухгалтерии. Негусто. Решили завод не демонтировать, а выписать всем сертификаты. На мои дурацкие придирки «Почему не деньгами?» никто не хотел дать вразумительного ответа. Директора все куда-то исчезли, зато уборщица наша, патриотично настроенная от швабры до причёски типа «конский хвост», мне объяснила,что «прийдуть» инвесторы «з нашойи дыаспоры» и эти бумажки купят «за доляры».
Пришлось мне также зачёркивать позорное прошлое, менять окрас, как хамелеону, и вместе со всеми начинать мыслить по-новому. Оказалось, что наша изменчивость - не плохая черта характера и отсутствие твёрдых убеждений, а всего лишь способ выживания. Поздно я это понял: все руководящие должности в обществе украинской мовы имени Тараса Шевченко уже были заняты. В РУХе обосновались вчерашние комсорги, а в «Просвите» на должностях восседали люди из таких дальних сёл, где сам чёрт говорит «спокойной ночи».
Они по праву считались более затурканными, а значит - более пострадавшими от советов и автоматически более украинскими. Кому же нести искру новой национальной идеи, как не селянам от деда-прадеда. Носители нац-идеи отличаются от соотечественников тем, что не работают, а деньги исправно получают. Их призвание - следить за наследием предков, начиная с работ отцов-основателей украинского национализма времен Донцова. Их обязанность - считать добандеровский национализм заблуждением и ересью. Используя методы большевиков, старые «просвитяне» рушили старый советский мир до основанья, а затем... начались проблемы. Перешитые советские трудящиеся объявили первой национальной идеей снос памятников тоталитарного прошлого. К таким памятникам относились бюсты Ильича, колхозы, предприятия ВПК, улицы Пушкина и Лермонтова. Все танцевали, пели и беспрестанно митинговали. Мне приходилось ходить на митинги как представителю простого народа. И то, считай, повезло. Начальник цеха в те времена приравнивался к угнетателю.
На митингах я чувствовал себя не в своей тарелке. Вчерашние рабочие пьяницы-прогульщики свысока поглядывали, намекая, что всё про меня знают и молчат только из чувства брезгливой жалости. Еле-еле, по блату, напросился в комиссию по проверке проведения первых демократических выборов. Выборы проходили в одном из сёл. Перед инспектированием выборов прошел инструктаж, даже два. Первый - официальный, второй – доверительный. На официальном сказали: водку, предлагаемую председателем сельсовета, не кушать, так как это может быть хитро спланированная КГБ-шная операция. Второй провёл мой бывший токарь, ныне - великий партийный босс. Токарь он был и вправду хороший. Я его держал у себя, закрывая левые наряды на немыслимые по советским меркам суммы. Он добро не забыл: "Для того, чтобы люди тебе поверили, запомни: 8 марта - не праздник, а день проститутки. Второе: мы Новый год будем праздновать не 31 декабря, а по-украински, 14 января на Василия, но резать в селе москалей пока не надо, так как у нас «будэ всэ, як у Амэрыци»".
Перекрасившись в щирого националиста, я отлично справился с заданием. Председатель сельсовета, мне не ровня, давно понял, что почём, заверил в единогласности правильного патриотического голосования и предложил откушать водки не на избирательном участке, а у него дома, тэт-а-тэт, во избежание той самой гэбистской засады.
Водки я выпил много, но желаемого эффекта спокойствия не достиг. Сельский голова поведал о подлости царя Петра, который бессовестно украл нашу историю вместе с названием Русь. Оказалось, мы с ним практически арийцы, а москали натурально - татары, и все их достижения, включая космос и строительство Санкт-Петербурга - это на наших украинских костях. Мы подружились, узнав друг в друге родственные перешитые души. Отвечая ему взаимностью и желая понравиться, я начал намекать на имеющиеся у меня секретные сведения о целесообразности продажи приватизационных сертификатов за «живые» деньги. Он лишь громко рассмеялся, моя отсталость от реалий новой жизни его откровенно забавляла. Оказалось, нам Англия на днях, а, может, и скорее, должна вернуть сокровища гетмана Полуботка. На каждого украинца выходит по 17 тыщ фунтов стерлингов. Какая уж тут водка.
Перекрасились у нас все. Единицы совершенно не приспособленных к жизни индивидуумов позакрывались в квартирах и начали ждать, чем всё это закончится, ехидно хихикая. Многих, конечно, терзали смутные сомнения: как вчерашние представители серой массы, сегодня возглавившие общественные движения, сумеют в короткие исторические сроки дорасти до решения общегосударственных задач? "Серые" ответили «опчеству» быстро и решительно: "Главное - патриотизм, а свободный рынок всё расставит на свои места". К тому времени я перекрасился окончательно, так как народные массы заменили лозунг «Перестройка, гласность, обновление!» на более простой и понятный - «Комуняку на гиляку!»
В категорию «комуняка» попадали все жители Галичины, не успевшие перешиться-перекраситься. Прикинуться простым обывателем было можно, но сложно: такая «неперековка» была народу не понятна, выявлялась и каралась общественным осуждением, как минимум. Если ты не принимал участие в патриотическом расталкивании локтями себе подобных лезущих наверх новой карьерной лестницы, мог сразу сойти за предателя многовековой украинской национальной идеи. Толкаться было невыносимо противно, и я начал пить водку, показывая окружающим, что не опасен и сам добровольно качусь в пропасть. Мало того, «противно» - категория личностная. Откровенно говоря, у меня не было никаких шансов протолкнуться на украинский властный олимп. Не хватало искренности. Нужно было искренне ненавидеть русских и по-настоящему считать, что канадские богачи спят и видят, как бы свои денежки отдать нашей голытьбе.
Не верил я голосам, из подворотни вещавшим о новых технологиях, которые мы получим от Европы совершенно бесплатно. Выходило, инженеры Запада подарят нам свои знания и помогут внедрить эти самые новые технологии из чувства простой солидарности "белых воротничков". Этот бред в голове не укладывался, и приходилось снова пить водку. Я у себя в цехе уже внедрял высокие технологии. Лазерная пайка не пошла. Найти пять человек толковых операторов оказалось задачей невыполнимой. Хоть сам садись и паяй в компании с технологами и конструкторами. Но кто ж тогда управлять будет? ПТУ-шники?
Пришлось брать 100 выпускников тех самых ПТУ, обучать их по-быстрому, вручать сорокаваттные паяльники и в процентном соотношении 20 качество/80 брак выполнять план. Потом план отменили, так как национальной идеей стало охаивание всего хорошего, но вчерашне-совкового. Завод закрылся. Для меня это стало личной трагедией. Но пережил. Не стал дожидаться очевидного конца и уволился по собственному. Начальник отдела кадров, из новых серых, сокрушалась: "Как можно в такое непростое время бросать предприятие?". Она была уверена - завод закрыть невозможно, ибо он очень большой.
Впоследствии отличные комплексы «Кольчуга» стали позором новой Украины в Ираке. Импорт технологий не предвещал массового переселения квалифицированных рабочих, поэтому перспективы технологического прорыва представлялись мне туманно. Вместо перестраивания производства власть вчерашних бесталанных художников, неудавшихся преподавателей и карьерных учёных начала выяснять, кто нам сколько должен, и требовать сатисфакций. В этом неясном тумане будущего проглядывался только образ зарождающейся «великой украинской нации». Необходимо было прибиться к плотному скоплению отдельных организмов, чтобы чувствовать себя частью возрождающегося Феникса. Коллективная мимикрия стала важным дополнением национальной идеи.
Я честно пробовал помочь своей стране, но на этом фестивале подражания меня ждали сплошные разочарования и поражения. Обезьянья болезнь прошла после рокового распития той же водки, будь она неладна. Рассуждения о том, какова всё-таки наша цель и как должна быть сформулирована украинская идея, кончились банальным предложением, используя старые связи, вывезти с завода станки и продать заинтересованным лицам. Я категорически отказался: "Не крал никогда и не собираюсь этого делать из морально-этических побуждений". Собутыльник-националист вдруг спросил меня, глядя в прямо в глаза: "А ведь ты не украинец?" Я молчал, пытаясь сообразить по какому критерию он это определяет. Отнекиваться было бесполезно. Он уже всё для себя решил и, наливая очередной стакан, пояснил: "Справжни украинци водку никогда не занюхивают, а ты занюхиваешь". После такого вердикта я вдруг понял, что никогда не стану справжним, щырым украинцем, и мне вдруг стало так легко и свободно, задышалось так вольно, что я бросил пить навсегда. Перекрасился обратно в трезво мыслящего человека и оцениваю происходящее как катастрофическую неизбежность.
Как говорил Сковорода, добрый ум делает лёгким любой образ жизни. Не беда, когда серость у руля управления.
Раньше обком партии был святилищем образованных интеллигентных людей, зато теперь, посещая горсовет, сам чувствуешь себя большим интеллектуалом. Разве это плохо? Бесцветным я тоже не стал. Тяга к перекрашиванию непреодолима. Не надо думать, что коллективная мимикрия - зло. Как говорят у нас в селе, палка всегда о двух концах. СССР был обречён так или иначе. Наступления интернета он бы не выдержал. «Врата небесного спокойствия» сонной престарелой парт-элиты были обречены. Никакие танки этот тянаньмэнь уберечь были не в состоянии. Глупо винить во всём американцев, НАТО, Бзежинского, Моссад или королеву Англии. Мы все хотели попробовать пожить врозь. От хорошей жизни рано или поздно наступает пресыщение.
А жили мы хорошо. Мне так один старик-галичанин говорил ещё о времена правления Брежнева: "Запомни слово старого гуцула, никогда наш народ не жил так богато. Ни в Австрии, ни в Польше. Хлеб 16 копеек, а зарплата уборщицы - 70 рублей. Она эту зарплату получает и в «Универмаг» дверь ногой открывает. Понимаю, что так долго длиться не может потому, что так работать и так жить невозможно. Но лучше, чем сейчас, уже не будет никогда". Я с ним не согласился. Мне при советах тяжело дышалось. Не хватало личной свободы. Сегодня свободы поболее, но дышать всё равно тяжело. Воздух теперешней свободы почему-то противен до омерзения. На двадцатилетии независимости Украины под вопли «Назад возврата не будет!» убедился, что рождение новой национальной идеи Галичины состоялось, но пока не озвучено. Суть идеи состоит в поиске нового доброго хозяина. Мы пытаемся продаться повыгодней, но пока безуспешно. Вожделенная Европа не желает принимать богатства Украины вместе с украинцами в придачу.
Такая ноша по плечу, да и выгодна, только России. Спасаясь от ненавистного нам правления москалей, придется сдаться в почётное рабство какой-нибудь королевской династии. Габсбурги у нас уже были, поэтому лично я за царя-принца Гарри. Переименовать Галичину в Галицко-Волынское княжество - и полдела сделано. Ну и что, что рыжий? Это к удаче. Подумаешь - еврей: со времён великого учителя галицких гуцулов Рабби Исроэля Баал-Шем-Това не так много воды утекло. Нам без пана никак нельзя. Никакое подражание не помогает избавиться от лени, тупости, чванства и необязательности. Да и, положа на сердце руку, независимая Украина нам не нужна. Нам нужен плач за Украиной. Наши предки сотни лет плакали за волей и долей. Воля пришла совершенно неожиданно, и всему миру стало ясно: мы не способны к самоорганизации, хорошо работаем и творим только под чужинским каблуком. Противления царствованию не предвижу. Стоит какому-нибудь еврокомиссару брякнуть невзначай: «Англичане вона как при королях разудачно живут, а вы ж наши братья-европейцы» - и дело сделано. Скорей бы, однако.
